birdwatcher

Уже июньское наступление достаточно ярко показало, что по боевой части мы безнадежно больны и что никакие наступления для нас уже немыслимы; немцы с искусством Мефистофеля использовали свое знание современной русской души и при помощи Ленинской компании вспрыснули нам яд, растворивший последние жалкие корочки, в которых еще наружно держалась русская армия; уничтожение дисциплины, проклятый принцип «постольку-поскольку» и пораженческая пропаганда обратила нас в опасные для всякого порядка вооруженные толпы, которые пойдут за тем, кто посулит им побольше вкусного и давно уже вожделеемого, побольше прав и наслаждений при минимуме обязанностей, работы и неприятностей. Тот же, кто только заикнется о бое, с коим связаны такие жупелы, как усиленные работы и возможность страданий, ран и смерти, будет самым ненавистным врагом. Ну а с врагами, несмотря на их положение, уже перестали считаться. Сейчас брошенный на фронт лозунг «долой войну» привлек к себе сердца и симпатии всех шкурятников (а их, с приходом последних укомплектований, у нас стало больше 80%) и сорвал последние удерживающие крепи с тех, у которых шкурятнические побуждения сдерживались когда то дисциплиной, боязнью суда и расстрела, а отчасти старой рутиной повиновения и обрывками втолканного когда-то сознания обязанности защищать родину.
[...]
В тылу опустошительным пожаром разливается пораженческая волна; немецкий яд проникает все глубже. Все чаще и чаще случаи решительного отказа частей идти на смену стоящих в окопах; отказаться в открытую еще зазрят последние, еще не рассосавшиеся остатки старой совести, и поэтому выдумывают самые пестрые, подчас, невероятно нелепые причины своего отказа; члены армейского комитета носятся как угорелые, уговаривая, усовещивая, убеждая и иногда даже грозя, и с великими усилиями вытаскивают упирающихся на фронт. За полдня, что я провел сегодня в Двинске в штабе армии и в армейском комитете было получено три донесения об отказе частей идти на смену, причем в 19 корпусе один из полков 38 дивизии заявил, что он вообще больше в окопы не пойдет. [...] Вожаками частей и комитетов сделались оратели из последне прибывших маршевых рот, отборные экземпляры шкурников, умело замазывающие разными выкриками и революционной макулатурой истинный основания своей нехитрой идеологии: во что бы то ни стало спасти от гибели и неприятностей свою шкуру и, пользуясь благоприятной обстановкой, получить максимум плюсов и минимум минусов. [...] Никому нет дела до того, что все эти явные или замаскированные пораженческие и антимилитаристические лозунги недопустимы во время такой страшной войны; но их бросили массам и они стали им дороги, и в них массы увидели свое счастье, избавление от многих великих и страшных зол, и удовлетворение многих вожделений, — жадных, давно лелеянных, всегда далеких и недоступных, и вдруг сразу сделавшихся и близкими, и доступными. Горе тому, кто покусится или даже будет только заподозрен в покушении на целость и сохранность всех животных благ, принесенных этими лозунгами и сопровождавшим их общим развалом. И все эти лозунги и патентованные непогрешимости направлены против войны, против дисциплины, против обязанностей и всякого принуждения.
[...]
Все более и более углубляюсь в свое убеждение, родившееся у меня впервые в мае, что единственная лазейка из создавшейся разрухи это немедленный, как говорят — в пожарном порядке, переход к добровольческой армии и разрешение всем нежелающим воевать вернуться домой. Все не уйдут, а если бы ушли, то это было бы ярким показателем того, что дальнейшее продолжение войны невозможно. А то, что уйдут не все, показал опрос произведенный недавно дивизионными комитетами 18 и 70 дивизий, причем готовность остаться заявили в первой около 1000 ч., а во второй около 1400; в 120 и 121 дивизиях не опрашивали, ибо там наверно все захотят домой, и я был бы счастлив, если бы судьба меня избавила от этих навозных куч, составленных из собранных отовсюду отбросов, обильно залитых самым большевистским жидким удобрением; 120 дивизия уже и так выделила в батальон смерти все, что в ней было порядочного, и этот батальон несет всякую службу в десять раз эффективнее всей дивизии.

В качестве одного из первых условий равноправия, требуем признать за нами право иметь своих мерзавцев, точно так же, как имеют их и другие народы. Да, есть у нас и провокаторы, и торговцы живым товаром, и уклоняющиеся от воинской повинности, есть, и даже странно, что их так мало при нынешних условиях.